Я посмотрел на отца и братьев. Отец еле заметно кивнул, потом помолчал и, наконец, добавил:
– Земля на нашем острове хороша. Мы выращиваем рожь и ячмень и получаем столько зерна, что хватает отложить на будущий сев и есть хлеб и пить пиво весь год. Но земли на юге намного лучше. Там мы могли бы собирать столько зерна, что еще оставалось бы на продажу. И в наших сундуках копилось бы серебро без того, чтобы ходить в походы. Но на землях тех уже живут франки или саксы. И чтобы там поселиться, нам надо их подчинить или закопать в землю по их обычаю.
Тут Бьёрн сказал:
– Мы смотрим на земли на юге, но земли на север от нас не так хороши, как наши. И к тому же зима там продолжается по полгода. Получается, что люди на севере так же смотрят на наши земли, как мы на земли саксов?
– Да, ты прав, Бьёрн, – ответил отец. – Потому мы никогда не уходим на юг, не оставив крепкого войска на своих берегах. И потому оставаться дома для нас не менее почетно, чем уходить в поход. – Тут он посмотрел на меня.
Я понял, что он тоже помнит наш разговор и снова предлагает мне выбор. Если я такой мягкотелый, что не могу убивать, как другие, не лучше ли мне остаться дома? Я сделал вид, что не понял его предложения и промолчал.
Но норны прядут наши судьбы, как им вздумается. И часто мы думаем, что нам предстоит сделать выбор, когда его уже сделали за нас.
Солнце согрело землю, и мы засеяли наши поля. По утрам Эстейн учил нас биться на перепаханной земле, стараясь не оступиться и не упасть. А днем мы бросали зерна в эту землю, идя в ряд: отец, братья, я и наши работники. Отец говорил, что добрый хозяин всегда сам сеет свой хлеб. Только тогда он родится сильным. Это жатва – время, когда работают женщины, собирая колосок к колоску, чтобы не потерять ни зернышка.
Потом пришли вести о том, что ярл Паллиг снова собирает корабли в поход. А затем прискакал и гонец от ярла к отцу с приказом быть через три дня в Оденсе с кораблем и командой. В один день отец собрал свою дружину. Был пир, а мы, трое братьев, гадали, кто из нас пойдет в поход, а кто останется дома. Но до конца пира об этом не было сказано ни слова. И только на следующее утро отец позвал нас.
Он сидел в своем кресле в почетном углу дома, а мать сидела в кресле поменьше рядом с ним. Мы стояли от них в двух шагах, и каждый из нас понимал, что в эти мгновения, может быть, решается наша судьба. Отец посмотрел каждому из нас в глаза и сказал:
– Мы с матерью решили, что в этот поход пойдут Рагнар и Сигурд.
У меня захватило дух от радости, а Бьёрн пытался возразить:
– Отец, Сигурд еще молод, а мой меч не успел затупиться в битвах… – начал он, но отец взмахом руки прервал его.
– Ты ходил со мной в поход, и я знаю, что могу положиться на тебя. Ты – мой старший сын и наследник. Пора тебе учиться самому управляться в усадьбе, когда меня нет рядом. Если ты выдержишь и это испытание, то сможешь сам решать, когда тебе ходить в походы, а когда оставаться дома. Но сейчас мы это решили за тебя. В последний раз. К тому же тебе пора думать о женитьбе. А в поход пойдешь, когда твоя жена принесет тебе наследника следующей весной.
Бьёрн не стал больше спорить. С тех пор, как он стал таким рассудительным, он слишком часто соглашался с отцом. Я гадал, стану ли я таким же, когда повзрослею, или просто он всегда будет мудрее меня. Но сейчас я был рад его сговорчивости и даже благодарен ему, хотя решение принимал не он, а отец.
И вот мне нашли место на весле по левому борту в самой середине корабля. Рядом со мной на весло сел Рагнар, Кетиль Борода стал у кормила, а Эстейн Синий Змей на носу. Отец еще на два дня задержался в усадьбе, чтобы посмотреть, как Бьёрн начинает там распоряжаться. А мы вышли в море и пошли на север по проливу Ромсё. Ветер дул с севера, и до полудня пришлось ворочать веслами. Потом мы повернули на юго-запад и поставили парус.
Я сидел и смотрел то на берег, то на Рагнара и меня переполнял восторг: я был на корабле, идущем в далекие земли, среди воинов, о чьих подвигах не раз слышал на пирах в нашем доме. И они принимали меня как равного, они готовы были поставить меня в стену щитов, чтобы я защищал их, а они меня!
Мой первый переход продолжался почти до вечера. Мы вошли в залив Оденсе и вскоре подошли к усадьбе ярла Паллига. И первым, кого я увидел на берегу, был Токе. Он стоял, съежившись под ветром на пристани, к которой были причалены восемь кораблей. Пристань была длинной, и сразу было видно, что здесь живет знатный человек, ведь к ней могли причалить сразу две дюжины кораблей, и еще осталось бы место для рыбачьих лодок.
Токе помог нам пришвартоваться и поприветствовал Эстейна от имени своего отца, ярла Паллига. Затем он спросил, хотим ли мы, чтобы нам дали место для ночлега на берегу или мы будем ночевать на корабле. Эстейн ответил, что последние ночи перед походом предпочел бы спать на твердой земле, и Токе повел нас к длинному дому, где жили дружинники ярла, которым на время велел потесниться. Не успел я положить на лавку свой плащ, как Токе сказал:
– Ты будешь ночевать не здесь. Ты должен быть с твоей новой командой.
Я уже понял, что он имеет в виду, но притворился недоумком, что, впрочем, у меня тогда легко получалось:
– Но, Токе, это и есть моя команда…
Он не дал мне закончить:
– Ты разве забыл!? Ты будешь в моей команде! На моем корабле!
– У тебя есть корабль? – Я всегда в глубине души считал его слова пустой похвальбой. И теперь, когда корабль был наяву, меня снова начинала грызть зависть. Ведь из Токе вышел бы плохой вождь, надменный и себялюбивый. Видно, не зря ярл Паллиг послал его встречать все приходящие корабли. Решил, что сыну пора преподать урок учтивости. Но сейчас мне только и оставалось, что сказать:
– Прости, Токе, я не знал, что у тебя уже есть корабль. И я буду рад его увидеть, но чтобы идти к тебе в команду, мне нужно спросить разрешение у отца, а он остался дома до послезавтра.
– Сигурд, как ты мог забыть об этом? У тебя что, совсем ума нет? – Токе начал злиться. – Мой отец прикажет, и ты сможешь сразу идти к нам.
Но тут за меня вступился Эстейн:
– Прости, Токе, но Сигурд дал клятву хёвдингу Харальду Бьёрнсону, своему отцу. И только хёвдинг Харальд Бьёрнсон может разрешить его от нее. Так что пусть он еще два дня проведет с нами, а потом его отец и ярл решат, на чьем корабле он в первый раз обагрит свой меч кровью врагов.
Токе скрепя сердце согласился, но все равно забрал меня с собой, сказав, что к вечеру я вернусь. Он повел меня показывать свой корабль, и там я увидел Асгрима, который принес на пристань свернутый в бухту канат для крепления мачты. Мы обнялись, и я принялся разглядывать «Сына бури» – Токе с гордостью назвал мне имя своего корабля. «Сын бури» был небольшим – на пятнадцать пар весел – но, судя по обводам, ходким кораблем. Многие говорят, что если у тебя небольшой корабль, то лучше, чтобы это был кнарр: с широким корпусом, в который помещаются запасы на долгий переход в открытом море или товары для торговли. Но у Токе был настоящий маленький драккар: узкий боевой корабль, способный быстро идти и под парусом, и легко скользить по волнам на веслах. Конечно, на драккаре сложно пересечь море, отправляясь в Исландию, на нем мало места, чтобы большая команда жила на палубе день за днем. Но если плавать вдоль берега и приставать на ночь, то можно за день проходить раза в полтора больше, чем на медлительном кнарре. И этот корабль принадлежал Токе!
Асгрим увидел, как завистливо я рассматриваю «Сына бури», и спросил Токе:
– Ты слышал, что тебя ищет Серый Коготь?
Токе как-то встревожился и покачал головой.
– Тогда поспеши в усадьбу, потому что Серый Коготь может разозлиться. – Асгрим кивнул в сторону усадьбы.
Токе ответил с вызовом:
– Это тебе нужно бояться гнева Когтя, а мне на него наплевать. Если я захочу, то его не будет на моем корабле.
– Многие бы поостереглись ссориться с Когтем, но раз ты так говоришь, то я скажу ему, что у тебя есть дела поважнее, чем приходить, когда он зовет. – Асгрим сложил бухту каната на палубу и перепрыгнул с планширя на пристань. – Не уверен, что Когтю это понравится, но я постараюсь держаться со стороны его левой руки. Так ему будет сложнее выбить мне зубы, когда я передам твои слова.
Асгрим повернулся ко мне:
– Ты знаешь Серого Когтя?
Я покачал головой:
– Даже не слыхал о таком. Откуда он взялся?
Асгрим объяснил:
– Асбьёрн Серый Коготь служил в дружине у Олафа сына Трюггви. Но когда Олаф решил принять веру в Белого Христа, то Коготь ушел от него. У него на то есть причины: лет пять назад он служил в Миклагарде в охране тамошнего конунга. И как-то во время какого-то праздника жрецы несли перед своим конунгом большую доску, на которой разными красками был нарисован один из хёвдингов Белого Христа. А Коготь шел впереди и расталкивал толпу перед жрецами вместе с еще тремя людьми. Вдруг в толпе Коготь увидал лучников. Он бросился назад к конунгу и принял две стрелы на свой щит. Лучников схватили, долго пытали, а потом отрубили им руки и ослепили. А Когтя просто выпороли жестким кнутом.
